Вечные вопросы в стихотворениях Державина: анализ оды «к Фелице. Анализ оды «К Фелице» (Г. Р. Державин) Тема произведения фелица
Ода «Фелица» Державина произвела сильное впечатление при дворе Екатерины II в первую очередь благодаря восхищению самой императрицы, но отношение государыни лишь дало дорогу произведению, а своё заслуженное место в русской поэзии ода заняла благодаря своим достоинствам.
Мысль об оде была подсказана «Сказкой о царевиче Хлоре», написанной императрицей своему внуку Александру и опубликованной в 1781 году. Державин использовал имена и мотивы этой сказки, для того чтобы написать острую по содержанию и поучительную по цели оду, в которой он вышел за пределы традиционного восхваления лица, облачённого властью. Написав произведение в 1782 году, Державин не решался предать его огласке, однако ода попала в руки княгини Е.Р. Дашковой, директора Академии наук. Дашкова без его ведома опубликовала оду в журнале «Собеседник любителей российского слова» под названием «Ода к премудрой киргиз-кайсацкой царевне Фелице, писанная некоторым татарским мурзою, издавна поселившимся в Москве, а живущим по делам своим в Санкт-Петербурге. Переведена с арабского языка 1782 г.». Далее следует прибавление, что ода сочинена всё-таки на русском языке и автор её неизвестен.
Ода построена на контрасте: в ней противопоставляются царевна Фелица, под именем которой Державин подразумевает саму императрицу Екатерину II, и её развращённый и ленивый подданный — мурза. Аллегорические образы в оде были слишком прозрачны, и современники без труда узнавали, кто стоит за ними и с какой целью они используются. Державину было удобно, не впадая в примитивную лесть, воспевать достоинства государыни, обращаясь к киргиз-кайсацкой царевне, это давало ему большую свободу для выражения мыслей. Называя себя мурзой, поэт применяет тонкий приём: с одной стороны, Державин вправе так поступить, потому что его род происходит от татарского мурзы Багрима, с другой же — поэт имеет в виду екатерининских вельмож, окружавших её трон. Таким образом, державинский мурза в «Фелице» — это коллективный портрет придворных вельмож-«мурз»: праздных, «преобращающих в праздник будни», проводящих жизнь в пирах и роскоши «средь вин, сластей и аромат», в развлечениях и лени. Описывая бесполезность вельмож, Державин делает вывод, касающийся общих нравов, нуждающихся в исправлении, как бы подсказывая своей властительнице, что необходимо изменить в государстве:
Таков, Фелица, я развратен!
Но на меня весь свет похож,
Кто сколько мудростью ни знатен,
Но всякий человек есть ложь.
Следующая, большая часть оды посвящена описанию добродетелей Екатерины II, но здесь славословие Державина имеет целью дать совет, указать правильное поведение в управлении и отношениях с подданными, превознося простоту, трудолюбие, справедливость, добродетель, здравомыслие и другие качества царицы. В конце оды Державин провозглашает идеальный образ правления и жизни государства,
Которого закон, десница
Дают и милости и суд.
Вещая, премудрая Фелица!
Где отличен от честных плут?
Где старость по миру не бродит?
Заслуга хлеб себе находит?
Где месть не гонит никого?
Где совесть с правдой обитают?
Где добродетели сияют? —
У трона разве твоего!
Неудивительно, что после такого мудрого и страстного обращения государыня отличила Державина, сделав ему дорогой подарок и приблизив к себе. Екатерина II до такой степени была под впечатлением верности державинских характеристик своих вельмож, что рассылала им списки оды, отмечая на экземплярах, какое место из текста относится к адресату. Державин, кроме поэтического признания, завоевал репутацию честного подданного-гражданина.
Державинская ода производит сильное воздействие на читателя и слушателя своим строем, звучностью языка, отточенностью выражений и фраз, энергичным ритмом, в основу которого поэт положил четырёхстопных ямб. Державин добился поразительного единства взаимоисключающих, казалось бы, регистров поэтической речи: торжественности слога и разговорной интонации в обращениях. Ода словно льётся вперёд благодаря каскаду анафор и синтаксических параллелизмов, как, например, в шестой строфе, в которой троекратное начало строк «где-где-где» сменяется тоже троекратным «там-там-там». Наконец, бытовые описания реальной жизни так подробны, что, читая, становишься как бы свидетелем того времени.
Окт 21 2010
В последней трети XVIII века в поэзии, как и в драматургии, произошли большие изменения. Дальнейшее развитие поэзии не могло происходить без изменения, нарушения, а затем и разрушения привычных старых форм. Эти нарушения стали допускать сами писатели-классицисты: Ломоносов, Сумароков, Майков, а позднее - Херасков и молодые поэты из его окружения. Но настоящий бунт в мире жанров совершил Державин. , познав истинную природу как мир многозвучный и многоцветный, находящийся в вечном движении и изменениях, безгранично раздвинул рамки поэтического. Одновременно главными врагами Державина были все те, кто забывал «общественное благо», интересы народа, предавшись сибаритству при дворе.
Значительное расширение объекта поэзии требовало новых форм выражения. Этот поиск Державин начал с изменения устоявшейся жанровой системы классицизма.
Непосредственное «разрушение» жанра торжественной оды Державин начал своей «Фелицей», соединив в ней похвалу с сатирой.
Ода «Фелица» была создана в 1782 году в Петербурге. Друзья, которым Державин прочитал ее, вынесли произведению неумолимый приговор: ода превосходна, но напечатать ее невозможно из-за неканонического изображения императрицы и сатирических портретов екатерининских вельмож, легко узнаваемых современниками. Державин со вздохом положил оду в ящик бюро, где она пролежала около года. Как-то, разбирая бумаги, он выложил рукопись на стол, где ее увидел поэт Осип Козодавлев.
Весной 1783 года Президент Российской академии Екатерина Дашкова в журнале «Собеседник любителей российского слова» по рекомендации Козодавлева без ведома автора анонимно напечатала оду «Фелица». Дашкова преподнесла первый номер журнала императрице Екатерине П. Та, прочитав оду, растрогалась до слез и стала интересоваться автором произведения. «Не опасайтесь, - говорила она Дашковой, - я только вас спрашиваю об том, кто бы меня так близко знал, который умел так приятно описать, что, ты видишь, я как дура плачу». Княгиня открыла имя поэта и поведала о нем много хорошего. Через некоторое время Державин получил по почте конверт, в котором лежали золотая табакерка, обсыпанная бриллиантами, и пятьсот золотых рублей. Вскоре поэт был представлен императрице и облагодетельствован ею. Публикация оды сразу сделала Державина знаменитым, он вошел в число первых поэтов России.
Ода «Фелица» - новаторское, смелое по мысли и форме. Оно включает в себя высокое, одическое, и низкое, ироыико-сатирическое. В отличие от од Ломоносова, где объектом изображения было лирическое состояние поэта, для которого государственные, национальные интересы слились с личными, ода Державина сделала объектом поэтизации «человека на троне» - Екатерину II, ее государственные дела и добродетели. «Фелица» близка дружескому литературному посланию, похвальному слову и одновременно - стихотворной сатире.
Поэт включил в оду литературный портрет императрицы, носящий нравственно-психологический, идеализированный характер. Державин пытается раскрыть внутренний мир героини, ее нравы и привычки через описание поступков и распоряжений Екатерины II, ее государственных деяний:
Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом;
Не дорожа твоим покоем,
Читаешь, пишешь пред аналоем
И всем из твоего пера
Блаженство смертным проливаешь…
Отсутствие портретных описаний компенсируется впечатлением, которое оды производит на окружающих. Поэт подчеркивает важнейшие, с его точки зрения, черты просвещенной монархини: ее демократизм, простоту, неприхотливость, скромность, приветливость в сочетании с выдающимся умом и талантом государственного деятеля. Высокому образу царицы поэт противопоставляет иронический портрет ее царедворца. Это собирательный , включающий в себя черты ближайших сподвижников Екатерины II: светлейшего князя Григория Потемкина, который, несмотря на широту души и блестящий ум, отличается прихотливым и капризным нравом; фаворитов императрицы Алексея и Григория Орловых, гвардейцев-гуляк, любителей кулачных боев и конских скачек; канцлера Никиты и фельдмаршала Петра Паниных, страстных охотников, забывших ради любимого развлечения дела государственной службы; Семена Нарышкина, егермейстера императорского дворца и известного меломана, который первым завел у себя оркестр роговой музыки; генерал-прокурора Александра Вяземского, любившего на досуге наслаждаться чтением лубочных повестей, и …Гаврилы Романовича Державина. Русский поэт, ставший к тому времени статским советником, не выделял себя из этой вельможной сферы, а наоборот, подчеркивал свою причастность к кругу избранных:
Таков, Фелица, я развратен!
Но на меня весь свет похож.
Позднее, защищаясь от упреков в том, что он создал злую сатиру на известных и почтенных царедворцев, Державин писал: «Обыкновенные людские слабости в оде Фелице оборотил я собственно на меня самого… добродетели царевны противуположил моим глупостям». Поэт, посмеиваясь над причудами приближенных императрицы, не чужд присущего им эпикурейского отношения к жизни. Он не осуждает их человеческие слабости и пороки, ибо понимает, что Екатерина II окружила себя людьми, чей талант служит процветанию государства Российского. Державину лестно видеть себя в этой компании, он с гордостью носит звание екатерининского вельможи.
Поэт воспевает прекрасную Природу и живущего в гармонии с ней Человека. Картины пейзажа напоминают сцены, изображенные на гобеленах, украшающих салоны и гостиные петербургской знати. Не случайно , увлекавшийся рисованием, писал, что « не что иное есть как говорящая живопись».
Рисуя портреты важных сановников, Державин использует приемы литературного анекдота. В XVIII веке под анекдотом понимали художественно обработанный фольклорного содержания об известном историческом лице или событии, имеющий сатирическое звучание и поучительный характер. Анекдотический характер обретает под пером Державина портрет Алексея Орлова:
Или музыкой и певцами,
Органом и волынкой вдруг,
Или кулачными боями
И пляской веселю мой дух;
Или, о всех делах заботу
Оставя, езжу на охоту
И забавляюсь лаем псов…
Действительно, победитель кулачных боев, гвардейский офицер, призер на скачках, неутомимый танцор и удачливый дуэлянт, гуляка, дамский угодник, азартный охотник, убийца императора Петра III и фаворит его жены -таким остался в памяти современников Алексей Орлов. Некоторые строки, изображающие царедворцев, напоминают эпиграммы. Например, о «библиофильских» пристрастиях князя Вяземского, предпочитающего серьезной лубок, сказано:
То в книгах рыться я люблю,
Мой ум и сердце просветлю,
Полкана и Бову читаю;
За Библией, зевая, сплю.
Хотя ирония Державина была мягкой и беззлобной, Вяземский не мог простить поэта: он «привязывался во всяком случае к нему, не токмо насмехался, но и почти ругал, проповедуя, что стихотворцы не способны ни к какому делу». Элементы сатиры появляются в оде там, где речь идет о времени правления Анны Иоанновны. С негодованием напоминал поэт, как родовитого князя Михаила Голицына по прихоти императрицы женили на старой уродливой карлице и сделали придворным шутом. В этой же унизительной должности находились представители знатных русских фамилий - князь Н. Волконский и граф А. Апраксин. «Сии шуты, - свидетельствует Державин, -в то время, когда императрица слушала в церкви обедню, осаживались в лукошки в той комнате, через которую ей из церкви во внутренние покои проходить должно было, и кудахтали, как наседки; прочие же все тому, надрываясь, смеялись. Попрание человеческого достоинства во все времена, по мысли поэта, - величайший грех. Поучение, содержащееся в сатире, адресовано как читателю, так и главной героине оды.
Поэт, создавая идеальный образ просвещенной монархини, настаивал, что она обязана соблюдать законы, быть милосердной, защищать «слабых» и «убогих».
Через всю оду проходят образы и мотивы « о царевиче Хлоре», сочиненной для внука императрицей. Начинается ода с пересказа сюжета сказки, в основной части появляются образы Фелицы, Лентяя, Брюзги, Мурзы, Хлора, Розы без шипов; финальной части присущ восточный колорит. Завершается ода, как и положено, похвалой императрице:
Прошу великого пророка,
Да праха ног твоих коснусь,
Да слов твоих сладчайших тока
И лицезренья наслажусь!
Небесные прошу я силы,
Да их простря сапфирны крыла,
Невидимо тебя хранят
От всех болезней, зол и скуки;
Да дел твоих в потомстве звуки,
Как в небе звезды, возблестят.
Тема и образ Екатерины П в поэзии Державина не ограничиваются только Фелицей; императрице он посвящает стихотворения «БлагодарностьФелице», «ВидениеМурзы», «Изображение Фелицы», «Памятник» и другие. Однако именно оДа «Фелица» стала «визитной карточкой» Державина, именно это произведение В. Г. Белинский считал «одним из лучших созданий» русской поэзии XVKL века. В «Фелице», по мнению , «полнота чувства счастливо сочеталась с оригинальностью формы, в которой виден русский ум и слышится русская речь. Несмотря на значительную величину, эта ода проникнута внутренним единством мысли, от начала до конца выдержана в тоне».
Нужна шпаргалка? Тогда сохрани - » Литературный анализ оды «Фелица» . Литературные сочинения!История русской литературы XVIII века Лебедева О. Б.
Одо-сатирический мирообраз в торжественной оде «Фелица»
В формальном отношении Державин в «Фелице» строжайше соблюдает канон ломоносовской торжественной оды: четырехстопный ямб, десятистишная строфа с рифмовкой аБаБВВгДДг. Но эта строгая форма торжественной оды в данном случае является необходимой сферой контрастности, на фоне которой отчетливее проступает абсолютная новизна содержательного и стилевого планов. Державин обратился к Екатерине II не прямо, а косвенно – через ее литературную личность, воспользовавшись для оды сюжетом сказки, которую Екатерина написала для своего маленького внука Александра. Действующие лица аллегорической «Сказки о царевиче Хлоре» – дочь киргиз-кайсацкого хана Фелица (от латинского felix – счастливый) и молодой царевич Хлор заняты поиском розы без шипов (аллегория добродетели), которую они и обретают, после многих препятствий и преодоления искушений, на вершине высокой горы, символизирующей духовное самосовершенствование.
Это опосредованное обращение к императрице через ее художественный текст дало Державину возможность избежать протокольно-одического, возвышенного тона обращения к высочайшей особе. Подхватив сюжет сказки Екатерины и слегка усугубив восточный колорит, свойственный этому сюжету, Державин написал свою оду от имени «некоторого татарского мурзы», обыграв предание о происхождении своего рода от татарского мурзы Багрима. В первой публикации ода «Фелица» называлась так: «Ода к премудрой киргиз-кайсацкой царевне Фелице, писанная некоторым татарским мурзою, издавна поселившимся в Москве, а живущим по делам своим в Санкт-Петербурге. Переведена с арабского языка».
Уже в названии оды личности автора уделено ничуть не меньше внимания, чем личности адресата. И в самом тексте оды отчетливо прорисованы два плана: план автора и план героя, связанные между собою сюжетным мотивом поиска «розы без шипов» – добродетели, который Державин почерпнул из «Сказки о царевиче Хлоре». «Слабый», «развратный», «раб прихотей» мурза, от имени которого написана ода, обращается к добродетельной «богоподобной царевне» с просьбой о помощи в поисках «розы без шипов» – и это естественно задает в тексте оды две интонации: апологию в адрес Фелицы и обличение в адрес мурзы. Таким образом, торжественная ода Державина соединяет в себе этические установки старших жанров – сатиры и оды, некогда абсолютно контрастных и изолированных, а в «Фелице» соединившихся в единую картину мира. Само по себе это соединение буквально взрывает изнутри каноны устоявшегося ораторского жанра оды и классицистические представления о жанровой иерархии поэзии и чистоте жанра. Но те операции, которые Державин проделывает с эстетическими установками сатиры и оды, еще более смелы и радикальны.
Естественно было бы ожидать, что апологетический образ добродетели и обличаемый образ порока, совмещенные в едином одо-сатирическом жанре, будут последовательно выдержаны в традиционно свойственной им типологии художественной образности: абстрактно-понятийному воплощению добродетели должен был бы противостоять бытовой образ порока. Однако этого не происходит в «Фелице» Державина, и оба образа с точки зрения эстетической являют собой одинаковый синтез идеологизирующих и бытописательных мотивов. Но если бытовой образ порока в принципе мог быть подвержен некоторой идеологизации в своем обобщенном, понятийном изводе, то бытового образа добродетели, да еще и венценосной, русская литература до Державина принципиально не допускала. В оде «Фелица» современников, привыкших к абстрактно-понятийным конструкциям одических обликов идеального монарха, потрясла именно бытовая конкретность и достоверность облика Екатерины II в ее повседневных занятиях и привычках, перечисляя которые Державин удачно использовал мотив распорядка дня, восходящий к сатире II Кантемира «Филарет и «Евгений»:
Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом;
Не дорожа твоим покоем,
Читаешь, пишешь пред налоем
И всем из твоего пера
Блаженство смертным проливаешь:
Подобно в карты не играешь,
Как я, от утра до утра (41).
И точно так же, как бытописательная картинка не до конца выдержана в одной типологии художественной образности («блаженство смертных», вклинивающееся в ряд конкретно-бытовых деталей, хотя Державин и здесь тоже точен, имея в виду знаменитый законодательный акт Екатерины: «Наказ Комиссии о сочинении проекта нового уложения»), идеологизированный образ добродетели тоже оказывается разрежен конкретно-вещной метафорой:
Тебе единой лишь пристойно.
Царевна! свет из тьмы творить;
Деля Хаос на сферы стройно,
Союзом целость их крепить;
Из разногласия – согласье
И из страстей свирепых счастье
Ты можешь только созидать.
Так кормщик, через понт плывущий,
Ловя под парус ветр ревущий,
Умеет судном управлять (43).
В этой строфе нет ни одной словесной темы, которая генетически не восходила бы к поэтике торжественной оды Ломоносова: свет и тьма, хаос и стройные сферы, союз и целость, страсти и счастье, понт и плаванье – все это знакомый читателю XVIII в. набор абстрактных понятий, формирующих идеологический образ мудрой власти в торжественной оде. Но вот «кормщик, через понт плывущий», умело управляющий судном, при всем аллегорическом смысле этого образа-символа государственной мудрости, несравненно более пластичен и конкретен, чем «Как в понт пловца способный ветр» или «Летит корма меж водных недр» в оде Ломоносова 1747 г.
Индивидуализированному и конкретному персональному облику добродетели противостоит в оде «Фелица» обобщенный собирательный образ порока, но противостоит только этически: как эстетическая сущность, образ порока абсолютно тождествен образу добродетели, поскольку он является таким же синтезом одической и сатирической типологии образности, развернутым в том же самом сюжетном мотиве распорядка дня:
А я, проспавши до полудни,
Курю табак и кофе пью;
Преобращая в праздник будни,
Кружу в химерах мысль мою:
То плен от персов похищаю,
То стрелы к туркам обращаю;
То, возмечтав, что я султан,
Вселенну устрашаю взглядом;
То вдруг, прельщался нарядом,
Скачу к портному по кафтан (41).
Таков, Фелица, я развратен!
Но на меня весь свет похож.
Кто сколько мудростью ни знатен,
Но всякий человек есть ложь.
Не ходим света мы путями,
Бежим разврата за мечтами,
Между лентяем и брюзгой,
Между тщеславьем и пороком
Нашел кто разве ненароком
Путь добродетели прямой (43).
Единственное, в чем заключается эстетическая разница образов Фелицы-добродетели и мурзы-порока – это их соотнесенность с конкретными личностями державинских современников. В этом смысле Фелица-Екатерина является, по авторскому намерению, точным портретом, а мурза – маска автора оды, лирический субъект текста – собирательным, но конкретным до такой степени образом, что до сих пор его конкретность вводит исследователей творчества Державина в соблазн усмотреть в чертах этой маски сходство с лицом самого поэта, хотя сам Державин оставил недвусмысленные и точные указания на то, что прототипами для этого собирательного образа вельможи-царедворца ему послужили Потемкин, А. Орлов, П. И. Панин, С. К. Нарышкин с их характерными свойствами и бытовыми пристрастиями – «прихотливым нравом», «охотой до скачки лошадей», «упражнениями в нарядах», страстью ко «всякому молодечеству русскому» (кулачному бою, псовой охоте, роговой музыке). Создавая образ мурзы, Державин имел в виду и «вообще старинные обычаи и забавы русские» (308).
Думается, в интерпретации лирического субъекта оды «Фелица» – образа порочного «мурзы» – наиболее близок к истине И. З. Серман, увидевший в его речи от первого лица «такой же смысл и такое же значение», какое имеет «речь от первого лица в сатирической журналистике эпохи – в «Трутне» или «Живописце» Новикова. И Державин, и Новиков применяют допущение, обычное для литературы Просвещения, заставляя своих разоблачаемых и высмеиваемых ими персонажей самих говорить о себе со всей возможной откровенностью».
И здесь нельзя не заметить двух вещей: во-первых, того, что прием саморазоблачительной характеристики порока в его прямой речи генетически восходит прямо к жанровой модели сатиры Кантемира, а во-вторых, того, что, создавая свой собирательный образ мурзы в качестве лирического субъекта оды «Фелица» и заставляя его говорить «за весь свет, за все дворянское общество», Державин, в сущности, воспользовался ломоносовским одическим приемом конструкции образа автора. В торжественной оде Ломоносова личное авторское местоимение «я» было не более чем формой выражения общего мнения, и образ автора был функционален лишь постольку, поскольку был способен воплощать собою голос нации в целом – то есть носил собирательный характер.
Таким образом, в «Фелице» Державина ода и сатира, перекрещиваясь своими этическими жанрообразующими установками и эстетическими признаками типологии художественной образности, сливаются в один жанр, который, строго говоря, уже нельзя назвать ни сатирой, ни одой. И то, что «Фелица» Державина продолжает традиционно именоваться «одой», следует отнести за счет одических ассоциаций темы. Вообще же это – лирическое стихотворение, окончательно расставшееся с ораторской природой высокой торжественной оды и лишь частично пользующееся некоторыми способами сатирического миромоделирования.
Пожалуй, именно это – становление синтетического поэтического жанра, относящегося к области чистой лирики – следует признать основным итогом творчества Державина 1779-1783 гг. И в совокупности его поэтических текстов этого периода очевидно обнаруживается процесс перестройки русской лирической поэзии в русле тех же самых закономерностей, которые мы уже имели случай наблюдать в публицистической прозе, беллетристике, стихотворном эпосе и комедиографии 1760-1780-х гг. За исключением драматургии – принципиально безавторского во внешних формах выражениях рода словесного творчества – во всех этих отраслях русской изящной словесности результатом скрещивания высокого и низкого мирообразов была активизация форм выражения авторского, личностного начала. И державинская поэзия не была в этом смысле исключением. Именно формы выражения личностного авторского начала через категорию лирического героя и поэта как образного единства, сплавляющего всю совокупность отдельных поэтических текстов в единое эстетическое целое, являются тем фактором, который обусловливает принципиальное новаторство Державина-поэта относительно предшествующей ему национальной поэтической традиции.
Из книги Гоголь в русской критике автора Добролюбов Николай АлександровичПоденщина, сатирический журнал Василия Тузова, 1769… <Отрывок>…Зато библиография вполне удовлетворяет у нас самым взыскательным требованиям (если не упоминать о «Библиографических записках», в которых она иногда сбивается с своего пути). Библиографы русские успели
Из книги История русской литературы XVIII века автора Лебедева О. Б.Поэтика торжественной оды как ораторского жанра. Понятие одического канона По своей природе и способу своего бытования в культурном контексте современности торжественная ода Ломоносова является. ораторским жанром в той же мере, что и литературным. Торжественные оды
Из книги Немецкоязычная литература: учебное пособие автора Глазкова Татьяна ЮрьевнаТипология художественной образности и особенности понятийного мирообраза торжественной оды Любопытно, что ломоносовский одический персонаж, каким бы отвлеченным и аллегорическим он ни был, как художественный образ создан теми же приемами, что и конкретно-бытовой
Из книги Тридцать три урода. Сборник автора Иванов Вячеслав ИвановичОдический и сатирический мирообразы в публицистике «Трутня» и «Живописца» Обе центральные проблемы «Трутня» и «Живописца» – сатирическое обличение власти и крестьянский вопрос, впервые поставленный Новиковым в его журналах как проблема безграничной и бесконтрольной
Из книги автораСоциальный сатирический роман «Интеллектуальному роману» близки многие социальные и исторические романы. Одним из создателей реалистического романа XX в. является Генрих Манн (Heinrich Mann, 1871–1950), старший брат Т. Манна. В отличие от своего знаменитого младшего родственника,
Из книги автораВопросы (семинар «Сатирический, исторический и «интеллектуальный» роман первой половины XX в.») 1. Парадоксальность образа главного героя в романе Г. Манна «Учитель Гнус».2. Образ Касталии и ценности ее мира в романе Г. Гессе «Игра в бисер».3. Эволюция главного героя в
Валентин Круглов, учащийся 7 "А" класса 288 школы Адмиралтейского района Санкт-Петербурга
В докладе учащегося 7 "А" класса В. Круглова "Литературные портреты в оде Г.Р. Державина "Фелица"" представлен интересный и содержательный материал, касающийся знаменитых исторических деятелей времен екатерининского времени. Это и сама импереатрица Екатерина Великая, и образованнейшая женщина XVIII столетия княгиня Екатерина Дашкова, и светлейший князь Григорий Потемкин, и русский дипломат Николай Панин, и князь Григорий Орлов, и известный балагур и весельчак Лев Нарышкин.Литературные портреты, содержащиеся в державинской оде, имеют своих прототипов и написаны гениальным поэтом второй половины XVIII века с теплой иронией, сатирической вольностью и неподражаемой обаятельностью. От бытовых черт частной жизни знаменитых людей до их великих дел - вот тот диапазон, который содержит контекст державинской оды, рассматриваемой докладчиком. Доклад был представлен на школьной конференции в рамках Ученического Научного Общества "Начало пути. Дорогу осилит идущий", которая проходила в 288 школе С-Петербурга 15 декабря 2016 г.
Скачать:
Предварительный просмотр:
Доклад к конференции «Славные лица России: люди и дела» Валентина Круглова,
Учащегося 7 «А» класса ГБОШ № 288 Адмиралтейского района г. С-Петербург.
Научный руководитель: Евдокимов О.В., учитель русского языка и литературы ГБОУ школы 288 Адмиралтейского р-на С-Петербурга.
Тема доклада «Литературные портреты в оде Г.Р. Державина «Фелица».
Ода “Фелица”, написанная Гавриилом Романовичем Державиным в 1782 году, сделала имя поэта известным в Санкт-Петербурге, а, значит, в России, и стала образцом нового стиля в русской поэзии. Державинская ода прославляла императрицу Екатерину Вторую и с известной долей сатиры характеризовала её ближайшее окружение.
Надо заметить, что писать подобные стихи, в которых сатирически изображаются фавориты Императрицы, было делом не безопасным, однако Державин на свой страх и риск это сделал. Теперь, по прошествии времени, мы можем говорить, что из под пера Гавриила Романовича вышли литературные портреты сподвижников Императрицы.
Эти литературные портреты славных, известных людей России второй половины XVIII века, созданные талантом Державина, вызывали неподдельный интерес современников. Ведь литературные герои угадывались читателями, фаворитов Екатерины узнавали, а это вызывало и удивление, и даже восторг в читающей публике.
Впервые в русской литературе последней четверти 18 столетия можно было наблюдать, как влиятельнейшие люди из окружения русской царицы приобретали поэтический облик, сходный с подлинником, и становились узнаваемыми литературными личностями.
Не только Екатерина Великая, но и её ближайшие всесильные вельможи, которых знала и уважала Россия, знала и опасалась политическая Европа, благодаря державинской оде оказывались вдруг такими доступными людьми, что каждый читатель мог без труда заметить черты человеческих слабостей и достоинств, забавные привычки, образ жизни, которым эти персонажи были наделены. Но что для литературы того времени являлось действительно, поразительным, так это то, что сам автор оды вводил в ее ткань образ рассказчика, то есть себя самого, и оказывался также действующей литературной личностью наравне с могущественными героями произведения. Все это было ново, неслыханно и вызывало восхищение. Стихи были отменно звучными, порой добродушно ироничными, а порой художественно изящными.
Свое название ода “Фелица” получила от имени героини “Сказки о царевиче Хлоре”, которую написала сама Императрица, Екатерина Вторая.
Надо сказать, что русская царица имела литературный дар. Она - первая женщина в России, которая довольно профессионально сочиняла либретто, басни, сказки, писала их для своего царственного внука, будущего Императора Александра Первого, Благословенного – с таким титулом Царь войдет в русскую историю. Екатерина переводила на русский язык пьесы английского драматурга Вильяма Шекспира, опередив во внимании к английскому драматургу своих современников почти на сто лет. Более того, Императрица любила театр, нередко его посещала. Она всегда с большим удовольствием смотрела талантливо написанные и талантливо сыгранные комедии и трагедии. Более того, сама писала пьесы, которые ставили на подмостках придворного театра в Зимнем Дворце. Так, только в 1771 году Екатерина написала 5 комедий. В 1772 году эти пьесы были разучены актерами и сыграны на сцене придворного театра. Художественный уровень пьес, написанный Екатериной Великой, довольно высокий для своего времени. Пьесы имели успех и нравились публике. Имя автора пьес, разумеется, не афишировалось, хотя в придворных кругах все хорошо знали их сочинителя. Пьесы имеют назидательный, нравоучительный характер, написаны в духе классицизма, высмеивают сплетни и пороки общества. Названия пьес, написанных царицей, нарицательные, порой, интригующие:
«Именины госпожи Ворчалкиной», «Передняя знатного боярина», «Госпожа Вестникова с семьею», «Невеста невидимка». Пожалуй, самая известная пьеса, вышедшая из-под пера царицы, - «О, время». Именно на нее стал нападать редактор журнала «Живописец» Николай Иванович Новиков, просветитель второй половины XVIII, редактор петербургских сатирических журналов, служивший переводчиком в Коллегии иностранных дел. В 1769 году Екатерина негласно разрешила издавать журналы всем желающем (правда, спустя несколько лет, очевидно, способствует их закрытию). Выходят журналы «Трутень», «Всякая всячина», «Пустомеля», «Живописец», «Кошелек». Некоторые журналы издаются большим тиражом. В «Трутне» и «Живописце» разворачивается спор Новикова с Императрицей. Новиков публикует написанные мнения Екатерины критического характера.Более того, Екатерина выступила инициатором, организатором и автором либретто помпезного национально-патриотического проекта - «исторического действа». Это пьеса «Начальное управление Олега». Для пьесы царица привлекла лучших композиторов, певцов и хореографов. Премьера пьесы состоялась в Петербурге 2 ноября 1790 года. Все петербургские спектакли по произведениям Екатерины были обставлены чрезвычайно богато. Оперы «Февей» и «Горебогатырь», для которых Императрица написала либретто, а также оратория «Начальное управление» были изданы в клавире и партитуре (что по тем временам в России - необычайная редкость).
Одним словом, русская правительница разбиралась в литературе, размещала свои заметки в публичном журнале Новикова, довольно сносно сочиняла сама и любила читать художественную литературу на разных языках.
Очевидно, поэтому, прочитав посвященную ей оду «Фелица», Екатерина растрогалась до слез и стала интересоваться автором
произведения . Она призвала свою подругу, Екатерину Дашкову, женщину прекрасно образованную, умную и верную царице, которая и распечатала эту державинскую оду в журнале. Ее Величество сказала Дашковой: «Не опасайтесь, я только вас спрашиваю об том, кто бы меня так близко знал, который умел так верно описать, что ты видишь, что я тут как дура плачу?” Княгиня Дашкова раскрыла имя поэта. Екатерина Вторая была благодарна поэту. Для нее было важно, что ее поэтический образ в оде хорош, прост и обаятелен. Через некоторое время Державин получил по почте щедрое вознаграждение: 500 золотых червонцев и портсигар, осыпанный бриллиантами. Кроме того, автор “Фелицы” имел честь быть представленным самой Императрице, которая и облагодетельствовала его, сделав Державина своим секретарем.Следует сказать, что ода “Фелица” отступает от правил классицизма. Державин новаторски смешивает разные жанры, рисовал сатирические образы, которые не были характерны для жанра оды. Поэт в своем произведении рисует первые реалистичные портреты своих современников и создает, по сути, идеальный образ русской Императрицы, описывая ее особое поведение и привычки, которыми не отличались ее современники:
“
Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом;
Не дорожа твоим покоем,
Читаешь, пишешь пред налоем
И всем из твоего пера
Блаженство смертным проливаешь
”.
В самом деле, русскую царицу можно было увидеть гуляющей недалеко от Зимнего дворца. Бывали случаи, когда она не спеша проходила по Дворцовой площади или окрестным с Дворцом улицам. Рядом с Императрицей никого не было - ни охраны, ни фрейлин, ни какого-либо попутчика, сопровождавшего Ее Императорское Величество. Все было просто, обыденно, неброско, так, как бывает у неприметного человека, живущего своей личной, частной жизнью. Так Екатерина поступала тогда, когда у нее болела голова, и она выходила из Дворца, чтобы подышать свежим воздухом. Встречавшие и узнававшие ее Императорское Величество подданные останавливались. Дамы приседали, кавалеры кланялись и снимали шляпы.
Строка оды «Почасту ходишь ты пешком» отражает реалистическую ситуацию. Без сомнения, Державин знал эту привычку к одиноким прогулкам Императрицы.Державинские строки «И пища самая простая // Бывает за твоим столом» – так же правдивы.
Дело в том, что в постные дни Екатерина Великая питалась очень скромно. За столом у нее во время обеда в такие дни бывало всего 4-5 человек, с которыми царица обсуждала различные государственные дела, политические новости, имела простое человеческое общение. На столе стояло 5-6 блюд, иногда не очень хорошо приготовленных. Ее старый, но верный повар иной раз мог не уследить за кашей, и она у него пригорала. Екатерина это довольно долго терпела, а перед своими гостями извинялась за его оплошность. Кислые щи, каша, огурцы, квашеная капуста, грибы, хлеб… это в постные дни. Зато в обычные, скоромные дни стол Императрицы был богат. На столе были блюда: и ндейки с шио, терины с крылами и пюре зеленым, утки с соком, маринад из цыплят, окуни с ветчиной, пулярды с труфелями, рябчики по-испански, черепахи, чирята с оливками, гато компьенский, двенадцать салатов, семь соусов, хлебцы тарталеты. А вот меню «малого» обеда императрицы: суп; отварная курица с цветной капустой; мясо с картошкой; четверть жареного барашка, утка и бекасы (на одном блюде). Кроме этого на столе обязательно были разварная говядина, котлеты, сосиски, лангусты, а также различные гарниры из тушеных и жареных грибов и овощей. Запивала обед Императрица смородиновой водкой. На десерт подавали апельсины, яблоки, персики, вишни, слоеные пирожки и бисквиты.Однако Державин, держась пристойности, решил описать обед Екатерины в самых простых, скромных красках:
«И пища самая простая // Бывает за твоим столом». Это и понравилось в оде русской Самодержицы.«Читаешь, пишешь пред налоем // И всем из твоего пера // Блаженство смертным проливаешь
”, - здесь поэт, конечно же, говорил не только о литературных занятиях Екатерины, но и о ее обширной законотворческой деятельности. Ведь она принадлежала к немногочисленному числу монархов, которые интенсивно и непосредственно общались со своими подданными путём составления манифестов, инструкций, законов, полемических статей и педагогических опусов. В своих мемуарах Екатерина признавалась: «Я не могу видеть чистого пера без того, чтобы не испытывать желания немедленно окунуть его в чернила».Кроме образа Императрицы в державинской оде «Фелица» есть литературные портреты ее фаворитов. Сама по себе эта мысль описать властителя, полководца, вельможу не была новой, но за образами вельмож, нарисованных в оде, явно проступали черты реальных людей. И в этом Державин был новатором.
Так, например, в оде упоминается князь Григорий Александрович Потёмкин, фаворит Императрицы.
Он много и успешно воевал. Однако любил в свободное от государственных дел время проводить дни в пирах и забавах, которые очень любил. Потемкин, этот выдающийся сподвижник Екатерины Великой, был не только человеком ответственным, даровитым, исполнительным и трудолюбивым, но, одновременно с этим, мог демонстрировать противоположные качества человека, избалованного властью и роскошью. Так, известно, что Григорий Александрович Потемкин мог не придерживаться четкого распорядка, необходимого для государственного деятеля, а действовал, иной раз, по своим минутным прихотям и причудам, что подметил и о чем написал в своей оде «Фелица» Державин. Говоря от первого лица, Державин говорит именно от лица Потемкина. То есть в оде как бы сам Потемкин рассказывает о самом себе, о своей жизни и времяпровождении:А я, проспавши до полудни,
Курю табак и кофе пью;
Преобращая в праздник будни,
Кружу в химерах мысль мою:
То плен от персов похищаю,
То стрелы к туркам обращаю;
То, возмечтав, что я султан,
Вселенну устрашаю взглядом;
То вдруг, прельщаяся нарядом,
Скачу к портному по кафтан.
Или в пиру я пребогатом,
Где праздник для меня дают,
Где блещет стол сребром и златом,
Где тысячи различных блюд:
В державинской оде упоминается другой известный екатерининский вельможа - Никита Иванович Панин. Панин являлся наставником наследника трона, Павла Первого. Французский дипломат Лаво, вряд ли имел добрые отношения к Панину, потому довольно зло описал дневной распорядок царского министра. Вот эта запись французского дипломата, скорее напоминающая пасквиль: «Он очень любил еду, женщин и игру; от постоянной еды и сна его тело представляло одну массу жира. Он вставал в полдень; его приближенные рассказывали ему смешные вещи до часу; тогда он пил шоколад и принимался за туалет, продолжавшийся до трех часов. Около половины четвёртого подавался обед, затягивавшийся до пяти часов. В шесть министр ложился отдохнуть и спал до восьми. Его лакеям стоило большого труда разбудить его, поднять и заставить держаться на ногах. По окончании второго туалета начиналась игра, оканчивавшаяся около одиннадцати. За игрой следовал ужин, а после ужина опять начиналась игра. Около трех часов ночи министр уходил к себе и работал с Бакуниным, главным чиновником его департамента. Спать он ложился обыкновенно в пять часов утра».
Был Никита Иванович большим любителем псовой охоты, из-за которой, случалось, забывал о государственных делах. Автор оды сатирически изображает эти черты службы Панина в своей оде:
“Или, о всех делах заботу
Оставя, езжу на охоту
И забавляюсь лаем псов”.
Трудно сказать, нравилось ли сатирическое изображение самого себя самому Панину, однако публика, читая оду «Фелица», находила слишком живым и правдоподобным литературный портрет Панина.
- Алексей Григорьевич Орлов, сподвижник Екатерины. Был наделён большой физической силой и любил разные забавы требующие проворства, например, кулачные, бои, пляски, скачки и охота один на один с медведем, но для вельможи это были слишком недостойные и грубые забавы. Образ Алексея заметен в этих строках:
“Или музыкой и певцами,
Органом и волынкой вдруг,
Или кулачными бойцами
И пляской веселю мой дух”.
- Лев Александрович Нарышкин, был троюродным братом императора Петра первого великого, но занял лишь должность старшего начальника конюшни. Он известный при дворе шутник и бездельник. Нарышкин отличался необыкновенным гостеприимством и любовью устраивать шумные балы, маскарады и пикники. Один из маскарадов, данный Нарышкиным для Екатерины ІІ в 1772 году, стоил ему 300.000 рублей. Он обожал кататься по Неве по ночам в сопровождении целого оркестра музыкантов с роговыми инструментами из-за чего о тишине и покое в столице можно было только мечтать обычным людям. Его можно заметить в этих строках:
“Или над невскими брегами
Я тешусь по ночам рогами
И греблей удалых гребцов.”
Екатерина разослала отдельные экземпляры оды КАЖДОМУ из задетых там вельмож, подчеркнув те строки, которые относились к ним. Многие эти вельможи участвовали в дворцовом перевороте 1762 года на стороне Екатерины. Почти все эти вельможи сделали многое для государства, хоть в оде их Державин показывали сатирично и с большой долей иронии. Например:
- Григорий Александрович Потемкин был русским государственным деятелем, создателем Черноморского военного флота в Крыму (благодаря чему Российская Империя чрезвычайно усилила свое влияние на Черном море и получила выход в Средиземное море). После победы над Турцией его стараниями Крым был присоединен к России. Григорий Потемкин стал первым главноначальствующим высшего чина черноморского флота и по повелению Екатерины Великой являлся также строителем городов на юге России, например, Екатеринославля, Херсона, Севастополя, Николаева. Потемкин стал первым хозяином Таврического дворца в Петербурге. Был фактическим правителем Молдавского княжества с 1790 по 1791 годы. Потёмкин также ввёл реформу военной формы, что до этого была очень неудобной и была в основном для военных осмотров, не имела летнего типа из-за чего они ходили по жаре в двух шерстяных мундирах, а новая была легче и удобней, а летом войско носило куртки и брюки из лёгкого, белого полотна.
Новая форма также была довольно красивой, как и старая
- Никита Иванович Панин, глава русской внешней политики в первой половине правления Екатерины Второй. Граф Панин был одним из образованнейших русских людей своего времени. Екатерина называла его энциклопедией . Он интересовался самыми разнообразными вопросами из области государственных знаний и знаком был со многими классическими произведениями философской литературы. Это рроссийский дипломат разработал аккорд, который был планом союза таких северных держав, как Россия, Пруссия, Швеция, а также Речи Посполитой, которая была королевством Польского и Литовского княжества. Северный аккорд должен был, по мысли Панина, возвеличить престиж и значение России, создать вокруг неё союз всех северных держав. После дворцового переворота 1762 года сделал попытку ограничить монархическую власть, представив императрице проект учреждения Императорского совета и реформы Сената. В введении к проекту Панин давал резкую критику господствовавшего в управлении произвола и предложил учреждение Совета из 6-8 членов-министров; все бумаги, который требуют подписи государя, должны были проходить через этот совет и быть заверены кем-либо из министров. Конечно, проект был отклонён императрицей, но после этого Панин не потерял должностей.
- Алексей Григорьевич Орлов заставил императора Петра III подписать акт об отречении и устроил его убийство, за что получил чин генерал-майора. Орлов не получил хорошего образования и воспитания, он не знал иностранных языков, а его дурные манеры шокировали, но несмотря на это, он интересовался наукой, покровительствовал Михаилу Васильевичу Ломоносову и Денису Ивановичу Фонвизину, состоял в переписке с Жак-Жаком Руссо. Был одним из основателей первого научного общества под названием “Императорское Вольное экономическое общество и первым его выборным председателем.
- Лев Александрович Нарышкин во время дворцового переворота был приверженцем Петра третьего из-за чего был арестован, но немного позже во время коронации Екатерины второй его выпустили и назначили старшим начальником конюшни, а до этого он был просто начальником конюшни.
Богоподобная царевна
Киргиз-Кайсацкия орды!
Которой мудрость несравненна
Открыла верные следы
Царевичу младому Хлору
Взойти на ту высоку гору,
Где роза без шипов растет,
Где добродетель обитает, -
Она мой дух и ум пленяет,
Подай найти ее совет.Подай, Фелица! наставленье:
Как пышно и правдиво жить,
Как укрощать страстей волненье
И счастливым на свете быть?
Меня твой голос возбуждает,
Меня твой сын препровождает;
Но им последовать я слаб.
Мятясь житейской суетою,
Сегодня властвую собою,
А завтра прихотям я раб.Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом;
Не дорожа твоим покоем,
Читаешь, пишешь пред налоем
И всем из твоего пера
Блаженство смертным проливаешь;
Подобно в карты не играешь,
Как я, от утра до утра.Не слишком любишь маскарады,
А в клоб не ступишь и ногой;
Храня обычаи, обряды,
Не донкишотствуешь собой;
Коня парнасска не седлаешь,
К духам в собранье не въезжаешь,
Не ходишь с трона на Восток;
Но кротости ходя стезею,
Благотворящею душою,
Полезных дней проводишь ток.А я, проспавши до полудни,
Курю табак и кофе пью;
Преобращая в праздник будни,
Кружу в химерах мысль мою:
То плен от персов похищаю,
То стрелы к туркам обращаю;
То, возмечтав, что я султан,
Вселенну устрашаю взглядом;
То вдруг, прельщаяся нарядом,
Скачу к портному по кафтан.Или в пиру я пребогатом,
Где праздник для меня дают,
Где блещет стол сребром и златом,
Где тысячи различных блюд:
Там славный окорок вестфальской,
Там звенья рыбы астраханской,
Там плов и пироги стоят,
Шампанским вафли запиваю;
И все на свете забываю
Средь вин, сластей и аромат.Или средь рощицы прекрасной
В беседке, где фонтан шумит,
При звоне арфы сладкогласной,
Где ветерок едва дышит,
Где все мне роскошь представляет,
К утехам мысли уловляет,
Томит и оживляет кровь;
На бархатном диване лежа,
Младой девицы чувства нежа,
Вливаю в сердце ей любовь.Или великолепным цугом
В карете англинской, златой,
С собакой, шутом или другом,
Или с красавицей какой
Я под качелями гуляю;
В шинки пить меду заезжаю;
Или, как то наскучит мне,
По склонности моей к премене,
Имея шапку набекрене,
Лечу на резвом бегуне.Или музыкой и певцами,
Органом и волынкой вдруг,
Или кулачными бойцами
И пляской веселю мой дух;
Или, о всех делах заботу
Оставя, езжу на охоту
И забавляюсь лаем псов;
Или над невскими брегами
Я тешусь по ночам рогами
И греблей удалых гребцов.Иль, сидя дома, я прокажу,
Играя в дураки с женой;
То с ней на голубятню лажу,
То в жмурки резвимся порой;
То в свайку с нею веселюся,
То ею в голове ищуся;
То в книгах рыться я люблю,
Мой ум и сердце просвещаю,
Полкана и Бову читаю;
За библией, зевая, сплю.Таков, Фелица, я развратен!
Но на меня весь свет похож.
Кто сколько мудростью ни знатен,
Но всякий человек есть ложь.
Не ходим света мы путями,
Бежим разврата за мечтами.
Между лентяем и брюзгой,
Между тщеславья и пороком
Нашел кто разве ненароком
Путь добродетели прямой.Нашел, - но льзя ль не заблуждаться
Нам, слабым смертным, в сем пути,
Где сам рассудок спотыкаться
И должен вслед страстям идти;
Где нам ученые невежды,
Как мгла у путников, тмят вежды?
Везде соблазн и лесть живет,
Пашей всех роскошь угнетает.-
Где ж добродетель обитает?
Где роза без шипов растет?Тебе единой лишь пристойно,
Царевна! свет из тьмы творить;
Деля Хаос на сферы стройно,
Союзом целость их крепить;
Из разногласия согласье
И из страстей свирепых счастье
Ты можешь только созидать.
Так кормщик, через понт плывущий,
Ловя под парус ветр ревущий,
Умеет судном управлять.Едина ты лишь не обидишь,
Не оскорбляешь никого,
Дурачествы сквозь пальцы видишь,
Лишь зла не терпишь одного;
Проступки снисхожденьем правишь,
Как волк овец, людей не давишь,
Ты знаешь прямо цену их.
Царей они подвластны воле, -
Но богу правосудну боле,
Живущему в законах их.Ты здраво о заслугах мыслишь,
Достойным воздаешь ты честь,
Пророком ты того не числишь,
Кто только рифмы может плесть,
А что сия ума забава
Калифов добрых честь и слава.
Снисходишь ты на лирный лад:
Поэзия тебе любезна,
Приятна, сладостна, полезна,
Как летом вкусный лимонад.Слух идет о твоих поступках,
Что ты нимало не горда;
Любезна и в делах и в шутках,
Приятна в дружбе и тверда;
Что ты в напастях равнодушна,
А в славе так великодушна,
Что отреклась и мудрой слыть.
Еще же говорят неложно,
Что будто завсегда возможно
Тебе и правду говорить.Неслыханное также дело,
Достойное тебя одной,
Что будто ты народу смело
О всем, и въявь и под рукой,
И знать и мыслить позволяешь,
И о себе не запрещаешь
И быль и небыль говорить;
Что будто самым крокодилам,
Твоих всех милостей зоилам,
Всегда склоняешься простить.Стремятся слез приятных реки
Из глубины души моей.
О! коль счастливы человеки
Там должны быть судьбой своей,
Где ангел кроткий, ангел мирной,
Сокрытый в светлости порфирной,
С небес ниспослан скиптр носить!
Там можно пошептать в беседах
И, казни не боясь, в обедах
За здравие царей не пить.Там с именем Фелицы можно
В строке описку поскоблить,
Или портрет неосторожно
Ее на землю уронить.
В ледовых банях их не жарят,
Не щелкают в усы вельмож;
Князья наседками не клохчут,
Любимцы въявь им не хохочут
И сажей не марают рож.Ты ведаешь, Фелица! правы
И человеков и царей;
Когда ты просвещаешь нравы,
Ты не дурачишь так людей;
В твои от дел отдохновеньи
Ты пишешь в сказках поученьи
И Хлору в азбуке твердишь:
«Не делай ничего худого,
И самого сатира злого
Лжецом презренным сотворишь».Стыдишься слыть ты тем великой,
Чтоб страшной, нелюбимой быть;
Медведице прилично дикой
Животных рвать и кровь их лить.
Без крайнего в горячке бедства
Тому ланцетов нужны ль средства,
Без них кто обойтися мог?
И славно ль быть тому тираном,
Великим в зверстве Тамерланом,
Кто благостью велик, как бог?Фелицы слава, слава бога,
Который брани усмирил;
Который сира и убога
Покрыл, одел и накормил;
Который оком лучезарным
Шутам, трусам, неблагодарным
И праведным свой свет дарит;
Равно всех смертных просвещает,
Больных покоит, исцеляет,
Добро лишь для добра творит.Который даровал свободу
В чужие области скакать,
Позволил своему народу
Сребра и золота искать;
Который воду разрешает
И лес рубить не запрещает;
Велит и ткать, и прясть, и шить;
Развязывая ум и руки,
Велит любить торги, науки
И счастье дома находить;Которого закон, десница
Дают и милости и суд.-
Вещай, премудрая Фелица!
Где отличен от честных плут?
Где старость по миру не бродит?
Заслуга хлеб себе находит?
Где месть не гонит никого?
Где совесть с правдой обитают?
Где добродетели сияют?-
У трона разве твоего!Но где твой трон сияет в мире?
Где, ветвь небесная, цветешь?
В Багдаде? Смирне? Кашемире? -
Послушай, где ты ни живешь, -
Хвалы мои тебе приметя,
Не мни, чтоб шапки иль бешметя
За них я от тебя желал.
Почувствовать добра приятство
Такое есть души богатство,
Какого Крез не собирал.Прошу великого пророка,
Да праха ног твоих коснусь,
Да слов твоих сладчайша тока
И лицезренья наслаждусь!
Небесные прошу я силы,
Да, их простря сафирны крылы,
Невидимо тебя хранят
От всех болезней, зол и скуки;
Да дел твоих в потомстве звуки,
Как в небе звезды, возблестят.
Анализ стихотворения Державина «Фелица»
В 1781 году в печати появилась «Сказка о царевиче Хлоре», которую императрица Екатерина II сочинила для внука, будущего императора Александра I. Это поучительное произведение повлияло не только на маленького Александра Павловича, но и на Гавриила Романовича Державина (1743–1816). Оно вдохновило поэта на создание оды государыне, которую он назвал «Ода к премудрой киргизкайсацкой царевне Фелице, писанная татарским мурзою, издавна поселившимся в Москве, а живущим по делам своим в Санктпетербурге. Переведена с арабского языка 1782».
Стихотворение было впервые опубликовано в 1783 году в журнале «Собеседник». Поэт не оставил подписи под произведением, но как и весь текст оды, название полно намёков. Например, под «киргиз-кайсацкой царевной» подразумевается Екатерина II, являвшаяся владычицей киргизских земель. А под мурзой – сам поэт, считавшего себя потомком татарского принца Багрима.
В оде содержится множество аллюзий на различные события, людей и высказывания, относящиеся к царствованию Екатерины II. Взять хотя бы имя, которым награждает её автор. Фелица – это героиня «Сказки о царевиче Хлоре». Как и у императрицы, у неё есть муж, который мешает ей осуществлять добрые намерения. Кроме того, Фелица, по объяснению Державина, - это древнеримская богиня блаженства, а именно этим словом многие современники характеризовали правление Екатерины II, которая благоволила наукам, искусствам и придерживалась довольно свободных взглядов на общественное устройство.
Эти и другие многочисленные добродетели государыни и восхваляет Гавриил Романович. В первых строфах оды поэт проходится по окружению императрицы. Автор иносказательно описывает недостойное поведение придворных, говоря будто о себе самом:
Имея шапку набекрене,
Лечу на резвом бегуне.
В этом отрывке идёт речь о графе Алексее Орлове, охочем до быстрых скачек.
В другом фрагменте говорится о витающем в облаках, праздном князе Потёмкине:
А я, проспавши до полудни,
Курю табак и кофе пью;
Преобращая в праздник будни,
Кружу в химерах мысль мою.
На фоне этих прожигателей жизни фигура мудрой, деятельной и справедливой императрицы приобретает ореол добродетельности. Автор награждает её эпитетами «великодушная», «любезная в делах и шутках», «приятная в дружбе», «премудрая», метафорами «ветвь небесная», «ангел кроткий» и др.
Поэт упоминает политические успехи Екатерины II. Используя метафору «Деля Хаос на сферы стройно», он указывает на учреждение губернии в 1775 году и присоединение новых территорий к Российской империи. Автор сравнивает правление государыни с царствованием предшественников:
Там свадеб шутовских не парят,
В ледовых банях их не жарят,
Не щелкают в усы вельмож…
Здесь поэт намекает на правление Анны Иоанновны и Петра I.
Восхищает Гавриила Романовича и скромность царицы. В строках:
Стыдишься слыть ты тем великой,
Чтоб страшной, нелюбимой быть…
указывается на отречение Екатерины II от титулов «Великая» и «Премудрая», которые ей были предложены сенатскими вельможами в 1767 году.
Как деятеля искусства поэта особенно пленяет отношение императрицы к свободе самовыражения. Автор очарован любовью царицы к лирике («Поэзия тебе любезна, Приятна, сладостна, полезна…»), утверждённой ею возможностью мыслить и высказываться как хочется, путешествовать, организовывать предприятия и т. д.
Сама Екатерина II высоко оценила мастерство поэта. Ода «Фелица» так полюбилась ей, что императрица одарила Державина богато украшенной табакеркой, сама рассылала ей своим приближённым. К стихотворению весьма благосклонно отнеслись и современники. Во многих отзывах отмечалась не только правдивость и отсутствие лести в строках оды, но и её изящная композиция и поэтический слог. Как писал в своём комментарии российский филолог Я. К. Грот, эта ода дала начало новому стилю. «Фелица» лишена высокопарных выражений, не содержит перечисления богов, как это было принято ранее.
Действительно, язык оды простой, но изысканный. Автор применяет эпитеты, метафоры, живописные сравнения («как в небе звёзды»). Композиция строга, но гармонична. Каждая строфа состоит из десяти строк. Сначала следует четверостишие с перекрёстной рифмой вида abab, затем двустишие cc, после которого четверостишие с кольцевой рифмой вида deed. Размер – четырёхстопный ямб.
Хотя в стихотворении достаточно устаревших на сегодня выражений, а многие намёки могут быть непонятными, оно легко читается и сейчас.
